Юмор. В штанишках и без - Дмитрий Коробков

Но солнце припекало, призывая меня к водным процедурам. Остудившись в морской воде от перегрева, я вышел на берег. Проходя мимо отдыхающих тел, неожиданно наткнулся на загорающего игрока. И только теперь я понял, в чём было дело. Тайна красного «фонаря» лежала на поверхности. Вдоволь напрыгавшись, он растянулся вдоль моего движения, лицом вниз, а задом вверх, – прямо как избушка на курьих ножках, только передом не ко мне, и леса рядом не было. Мой взгляд невольно наткнулся на его неестественно красное основание. Вблизи стало понятно, что юноша только приехал сюда день – два назад. Его хороший и ровный загар свидетельствовал о предварительной подготовке паренька к заграничному вояжу. Вот только готовился он к нему в обычных, мужских плавках. Может быть даже отечественного производства. А приехав на берега свободы от домашних предрассудков, решил надеть что-то больше похожее на женское бельё с верёвочкой сзади.

На солнце, у обычных людей сгорают плечи. Женщины раньше наклеивали листочек себе на носик, предохранялись от обгорания заметной части тела. Сейчас, да и тогда уже широко применялись солнцезащитные крема любых вариантов. Зад не носик, и даже не плечи. Толи у парня не было крема толи мозгов? Ведь больно, наверное, ему было? Казалось, что плюнь, и его филей зашипит! Как же он сидит?

Но то, что в таком купальнике он не мог заранее принять солнечные ванны у себя на речке, это точно. Какой-нибудь местный Петрович, натянул бы ему эту верёвочку до самого фальцета…

Хотя может этот паренёк так и задумывал, ведь я обратил на него внимание, и девчушка с ним охотно играла… Возможно он умышленно принёс свой щёгольский зад на жертвенный алтарь солнцу. Вероятно, что для него это и была та самая красота, которая требует жертв? Но я надеюсь, не та, что спасёт Мир!

«Точно, – бабуин. Смешно и жалко».

Однако мой отпуск только начинался, и это было самым положительным обстоятельством. Начнём его с улыбки!

Значительно позже я узнал, что существуют мужские стринги. Но, не являясь страстным поклонником мужского стриптиза, более в своей жизни не встречал.

Сказитель

Сказание о Чёрном море, или не рой яму…

«…И было то, во времена стародавние, исчисление которых, закончилось, ещё до времён Новых. Видел ли то Ной, Адама потомок, ведь благодаря именно тому событию, и спасся он на горе Араратовой. Кто знает: благодаря ли, вопреки ли, или по научению Ноеву, но только правда, сие – истинная, и была она такова:

Образовался на Земле нашей, народ свободный. Хотя может, и народ тот самый образовал Землю нашу, совместно с Творцом, уже никто не знает. Расселялся, народ этот, образуя всё новые племена, а впоследствии, и государства различные. Заселил народ этот, планету нашу, – Матушку; каждый материк, и остров каждый. От самого Севера крайнего да холодного и лютого, аж до Юга самого тёплого и ласкового. От Востока азиатского солнцеликого, до Западу европейского, включая Америку. Всем живущим теперь – мать, отец родной народ этот был.

А началом всему, стало место дивное, в самом центре Европы выбранное. Край цветущий, да плодородный был, шоб кормить потом Землю всю с потомками своими. Только место то, было гладкое, да равнинное. Ни морей, ни гор рядом не было. Вот решил тогда народ этот мужеский, море выкопать себе вольное. Шобы плавать в нём, на судах ходить. Рыбу чудную, для еды водить, а испачкавшись, и парты стирать.

Ну а землю ту, шо из ямы гресть, – насыпать холмом, – горы складывать. Шобы если што, аль потоп какой, Ной бы смог тогда, к той горе крутой, свой ковчег припё…»

Перо треснуло и сломалось на полуслове, оставив чернильную кляксу на пергаменте.

– Шоб его! – пробормотал сгорбленный над письменным столом человек, почёсывая лысину, – ладно, завтра допишу. Мне, этот манускрипт, только к пятнице сдавать.

Он встал, и плюнул на лучину.

– Антураж… Мать его, – бубнил лысый толстяк, – надоть есшо пёрьев с гусака надрать.

«А потом, и шею ему свернуть, – хмыкнул он про себя, бредя к холодильнику шаркающей походкой».

– Натощак, спать вредно. Схудну, стану як гоношный лисопед…, – уговаривал себя Сказитель, засовывая в рот бутерброд, и расплёвываясь крошками, – мне мозг кормить треба.

Почесав своё брюхо, он полез под тёплое одеяло.

– Завтра допишу… Куда она денется, хрень эта? – добавил он, зевая, – а там есшо, на очереди: «За шо Каин Авеля убив…» Столько дел, столько дел…

Он сладко почавкал сальными губами, и уснул.

Фотограф

Если уж юмор чёрный,

пусть хотя бы память об Оскаре Уайльде

и его романе «Портрет Дориана Грея»

останется светлой!

Фёдор Глухов, лет двадцати пяти от роду вёл холостяцкий образ жизни. Работал фотографом в своём маленьком ателье, доставшемся ему в наследство от покойного родителя. Отец его был дряхлый старичок с больным сердцем. Частенько вечерами он засиживался в стареньком кресле и, ожидая своего непутёвого отпрыска с гулянок, в полумраке перелистывал свои старые альбомы с лучшими работами фотографического искусства.

В один из таких вечеров весёлый Федя и решил чуть-чуть пошутить над родителем. Подкравшись к отцу со спины на полусогнутых ногах, он, резко выпрямившись, ударил старика по плечу с громким приветствием: «Здорово, батя»! С тех пор он и управлял заведением в одиночестве. Заказов было мало. Фёдор с трудом перебивался, едва сводя концы с концами. Иногда к нему заходили давнишние приятели, принося с собой дешёвого вина с хлебом. Глухов радовался каждому посетителю своего заведения, поскольку заказчики могли заплатить за его работу, а друзья помимо общения несли с собой и пропитание. Приобретя со временем лёгкое увлечение напитками, несущими бодрость и радость, счастье и умиротворение в его убогое жилище, Глухов всё чаще стал называть себя «истинным художником», которого может обидеть каждый. Однако очередной стакан виноградного напитка не давал художника в обиду и он творил.

Конец ознакомительного фрагмента.